В книге «Анти-Ницше» Малкольм Булл говорит о двух типах прочтения трудов Ницше: «чтении ради победы» и «чтении с точки зрения лузера», что формирует в свою очередь два типа читателя — победителя и лузера, Сверхчеловека и посредственность, художника-эстета и филистера. Победитель, встречая такие ницшеанские апофтегмы, как

«я не человек, я динамит»,

«рождение философа, вероятно, самое опасное из всех рождений»,

«кто обладает величием, тот жесток к своим добродетелям и расчетам второго ранга»,

«философы — высший класс среди аристократов духа»,

«если высший человек не будет господином своего народа, тогда им станут лавочники»,

«человек есть нечто, что должно преодолеть» и т.д.

Так вот, победитель испытывает на себе фасцинативное воздействие этих изречений и, проникаясь их огненной, жестокой, бескомпромиссной властью, он опознает в себе признаки динамита, философа, аристократа духа, высшего человека, господина мира etc. Он вдыхает в себя эти фразы как горный воздух, он торопится взобраться на те высоты, которые покорил всякий «преодолевший человеческое», всякий, вознесшийся над самим собой, всякий, ощутивший близость к Ницше. Он становится ницшеанцем в той степени, в какой принимает ницшеанскую переоценку всех ценностей. Но что те же самые изречения делают с «лузерами»? Они заставляют их отвернуться от Ницше — отвернуться по той лишь причине, что философ наступает на них как обличитель, палач, предельно честный мыслитель, выявляющий их ничтожество, их недо-человечность, их неспособность пересечь мост над пропастью между животным и Сверхчеловеком, их филистерство, их слабость, их абулию, их мягкотелость. Ницше выступает как указующий перст — вы посредственны, вы однообразны, вы безлики, вы далеки от того идеала человека с избыточной силой, к которому я обращаю свое учение «ничего сверх меры» [1].

Читая тексты Ницше, лузер узнает себя отнюдь не в высшем человеке, а в том «последнем человеке» (der Letzte Mensch), которого Ницше называет «самым презренным». Он тот, кто покрывается липким потом при виде горных пиков. Он тот, кто как последний моралист заикавшимся голосом обличает пороки сверхчеловека Чезаре Борджиа, прекрасно осознавая, что никогда не станет столь же «бессмертно веселым и удачливым». Он тот, кто не способен вынести мысль о Вечном Возвращении, а значит, по мнению Ницше, непригоден для жизни. Он тот, для кого ницшеанский элитизм есть орудие разоблачения и одновременно — приговор. Он тот, кто глух и абсолютно равнодушен к эстетическому, для кого «трансцендентальная эстетика», «метафизическое значение искусства», «эстетическое воспитание человеческого рода» — пустые фразы, бесполезное сотрясение воздуха. Он тот, кто, как пишет Малкольм Булл, «читает ради собственного низвержения», «усваивает текст так, чтобы он был несовместим с его собственным эго», узнает себя в «заведомо увечных, поверженных, надломленных». Он тот, кто на вопрос о Ницше честно отвечает: «Он мне не нравится. — Почему? — Я не дорос до него». Так он становится ярым «анти-ницшеанцем», не находящим себе места в мире Ницше, где господствуют новые «хозяева Земли». Для лузера Ницше слишком опасен, слишком смел, слишком смертоносен. Однако лузер, наедине с самим собой опознавший в себе der Letzte Mensch, никогда не признает этого открыто. Он будет желчно плеваться в сторону ницшеанства, делать из немецкого философа предтечу фашизма, обвинять его последователей во всех мыслимых и немыслимых пороках, но все эти попытки выбраться из–под пяты сокрушающей правды заставят паука самоуничижения еще сильнее затянуть серебряные нити своей власти на теле попавшей в паутину мухи.

Примечания:

[1] Учение “ничего сверх меры” обращено к человеку с избыточной силой — а не к посредственностям.

Самообладание и упражнение лишь ступень высоты: выше стоит “золотая натура”.

“Ты должен” — безусловное послушание у стоиков, в христианских орденах и у арабов, в философии Канта (все равно, идет ли речь о подчинении вышестоящему или понятию). Выше, чем “ты должен”, стоит “я хочу” (герои); выше, чем “я хочу”, стоит “я есмь” (боги у греков). (Ф.Ницше)

Натэлла Сперанская