25 декабря на Большой сцене МХАТ им. М. Горького прошла восьмая премьера сезона: реконструкция постановки «Вишневый сад» 1988 года. В декорациях великого театрального художника Владимира Серебровского перед зрителем предстал классический психологический русский театр.
«Вишневый сад» прожил на сцене МХАТ несколько жизней. Спектакль 1988 года в сценографии Владимира Серебровского, режиссер – Сергей Данченко, в главной роли – народная артистка СССР Татьяна Доронина. Режиссеры 2017 года – народные артисты РФ Михаил Кабанов и Валентин Клементьев, в главной роли – заслуженная артистка РФ Лидия Матасова. И вот теперь – новая жизнь: режиссер 2020 года - Валентин Клементьев, в главной роли – большая актриса, заслуженная артистка России Анна Большова.
Эдуард Бояков, художественный руководитель МХАТ им. М. Горького:
Режиссер Валентин Клементьев хочет возвратиться туда, куда никто не возвращался ни в 40-х годах, ни дальше в 60-х - к настоящему Чехову. То были спектакли в расчете на цензуру. А Чехов Клементьева - это Чехов, которого не слышали в Советском Союзе, где при написании диссертации нельзя было обойтись без цитат из классиков марксизма-ленинизма. Клементьев делает спектакль «без цитат», и в этом отношении никто так не ставил Чехова. «Вишневый сад» - еще одна историческая реконструкция важного для нашего театра спектакля, с выдающимися декорациями Владимира Глебовича Серебровского. Последнего, как это ни странно звучит, театрального художника Серебряного века, жившего тогда, когда Серебряного века уже не было.
Перед премьерой со сцены к зрителям обратилась заместитель художественного руководителя МХАТ им. М. Горького Мария Кубланова:
Приветствуем вас на восьмой премьере 123-го сезона. Важнейшую роль сегодня в репертуаре МХАТ занимает работа с наследием. В 2019 году мы представили реконструкцию спектакля Станиславского «Синяя птица» 1908 года, величайший спектакль, который на нашей сцене уже более ста лет. В прошлом сезоне мы также сделали реконструкцию спектакля Немировича-Данченко «Три сестры». И вот сегодня – «Вишневый сад», последняя пьеса Антона Чехова, которую он написал специально для Московского Художественного театра. Именно «Вишнёвый», не «ВИшневый», как хотели назвать ее с самого начала - как символ той романтики уходящего мира. Сегодня мы обращаемся к постановке 1988 года. На сцене вы увидите декорации великого художника, Владимира Серебровского, который проработал в МХАТ почти 28 лет и создал декорации к более 30 спектаклям. Но эта постановка не является реконструкцией в классическом понимании этого слова.
«Вишневый сад» 2020 имеет несколько особенностей. Во-первых, основа спектакля, его главная характеристика – гениальный театральный художник Владимир Серебровский, который создал теплые, аутентичные декорации Серебряного века. Во-вторых, в спектакле задействованы молодые артисты: режиссер решил скорректировать пьесу в соответствии с тем возрастом, который был у героев Чехова. Третья отличительная особенность новой постановки МХАТ – русский психологический театр, который существовал в эпоху появления Московского Художественного театра и который сегодня редко встречается на сцене. Назвать классической реконструкцией этот спектакль сложно по той причине, что реконструкция МХАТ получилась еще глубже – это попытка заглянуть в то время, в ту эпоху, 115 лет назад.
Режиссер Валентин Клементьев, долгие годы игравший в спектакле, который был поставлен в МХАТ им. М. Горького в 1988 году, считает, что Чехов сегодня более современен, чем тридцать лет назад. Как ни странно, какие-то вещи, которые не приходили в голову тогда, сегодня становятся ясными. Это самая сложная, самая непонятная, самая недоисследованная пьеса Чехова и самая сложно решаемая.
Валентин Клементьев, народный артист России, режиссер МХАТ им. М. Горького:
За время, прошедшее со времени премьеры спектакля «Вишневый сад» в постановке Сергея Данченко, у нас изменилось отношение к понятиям «канона», «классики», и в этом смысле, просто копировать или воспроизводить эту постановку, конечно, было бы неправильно. Мы просто обязаны принципиально переосмыслить пьесу относительно нашего времени и тех изменений, которые мы претерпели за эти тридцать с лишним лет. Мы исследуем пьесу с современных позиций, отсюда и расстановка персонажей, и взаимоотношения между ними, естественно. Все концентрируется вокруг главной героини, поэтому мы всю работу начинаем сначала, проходим этот путь как новый, но у нас остаются великолепные декорации Владимира Серебровского, в которых мы ничего не меняем. Ни одного актера из спектакля 1988 года в нашей постановке нет, перед зрителем предстанет принципиально новая работа, но соответствующая той энергетике, которая была в том спектакле.
Цитаты о спектакле:
Анна Большова, заслуженная артистка России, исполнительница роли Раневской:
Мне позвонил Эдуард Бояков. Есть такие предложения, от которых не отказываются: сперва говорят «да», а потом уже думают. У меня никогда не было наглости мечтать о Раневской, страх одолевал. Но наша актерская природа такова, что интересная роль, помимо твоей воли, западает в душу, как семечко в благодатную почву, и начинает прорастать. Ты можешь терзаться сомнениями, а рабочий процесс в тебе уже идет.
На первой репетиции Валентин Валентинович Клементьев, режиссер нашего спектакля, просто начал с цифр, чтобы мы могли понять, что значат те суммы, которые фигурируют в пьесе. Чтобы понять, что теряешь, надо понять, что имеешь. А что значит иметь огромное поместье с небывалым вишневым садом в начале ХХ. Сад – это и некая аллегория, и очень конкретная вещь. В короткий период цветения он одаривает нас неземной красотой. В ней есть что-то божественное, но проходящее. Мне нравится идти по ремаркам Чехова, они – ключики к роли, подобно психологическому жесту у Михаила Чехова. Это как шарада, которую ты разгадываешь в репликах, в ремарках.
Дэвид Пилия, исполнитель роли Пети Трофимова:
При работе над ролью я перечитал переписку Антона Чехова с Константином Станиславским, и мы с режиссером нашли ключ к Пете Трофимову – он выражает мысли самого Антона Павловича: о необходимости много работать, самосовершенствоваться, менять положение дел в России. В нашем спектакле он сомневается, рефлексирует, ему близки теории Ницше о сверхчеловеке. Петю Трофимова дважды отчисляли из университета, потому что его прогрессивные идеи не были общепринятыми, и его оставляли переучиваться. Аня для него в первую очередь - верная соратница, на которой он проверяет свои теории: ему нужен понимающий человек, да и наследство не помешает. Так он убивает одновременно двух зайцев. Мы привыкли, что чеховский герой – сложный человек со множеством сомнений, психологических проблем, и обязательно страдающий. Но Валентин Валентинович предложил представить, что у Пети Трофимова все может закончиться хорошо: ему достанется влюбленная девушка, ее деньги и возможность дальше развивать революционные идеи.
Павел Устинов, исполнитель роли Ермолая Лопахина:
Лопахин с детства испытывает не совсем обычную любовь к Раневской. Он – двойственный персонаж: с одной стороны ему присуща образованность и финансовая грамотность бизнесмена, ворочающего миллионами, с другой – постоянное воспоминание о своем крестьянском происхождении. Лопахин изначально не уверен ни в своем плане преобразований, ни в согласии хозяйки: он сын крепостного, выросший в этом доме. Он хочет помочь Раневской, чтобы она постоянно была зависима от него и находилась рядом. Варя – лишь повод, чтобы быть принятым в этом доме. Чувств к ней он не испытывает, да и женитьба мешала бы развитию дела – он с детства привык работать с утра до позднего вечера. По этой же причине он не испытывает симпатий к Гаеву, который даже штаны сам надеть не может. Лопахин – человек большого ума и широких возможностей, желает изменить устоявшийся уклад жизни и классовое различие. Почему купец не может быть с дворянкой? Это его возмущает. Всегда существуют люди, несущие перемены наперекор общественному мнению. Стив Джобс, Марк Цукерберг и многие другие начинали с самых низов, но достигли успеха и изменили мир. С институтского времени хотел сыграть подобного бизнесмена. Это сложная роль, для меня она «на вырост»: я еще только начинаю свою карьеру в театре и считаю, что это важная работа, которая принесет свои плоды всей моей театральной карьере. Режиссер спектакля Валентин Валентинович Клементьев сам играл Лопахина, наше виденье персонажа полностью совпадает. Это очень помогает. Мне есть на что опереться, есть база, в которую я могу привнести что-то свое. Репетиции чеховского спектакля в Художественном театре – это вечность, в которую я погружаюсь каждый раз.
Сергей Габриэлян, заслуженный артист РФ, исполнитель роли Симеонова-Пищика:
В жизни Симеонова-Пищика все непросто. Он говорит о философии Ницше, но применяет ли он ее в жизни? Он просто теоретизирует или действительно готов по заветам философа делать фальшивые бумажки? Вопрос остается за скобками. Все играют Пищика эдаким беспечным неунывающим человеком. Но что скрывается за рассказами о дочери Дашеньке? Что за лекарство было в пузырьке, которое он выпивает у Раневской? Никто глубоко не нырял в Пищика, его воспринимают однобоко. Почему он говорит о лошади, которую Калигула посадил в Сенате? От этой лошади ничего не зависело, потому ее и привели в Сенат. Так и от Пищика ничего не зависит. Он попал в стаю и не может из этого вырваться – «лай, не лай, а хвостом виляй». Человек устал. Энергии, которую он тратит на поиск денег, хватило бы на то, чтоб перевернуть землю – но он не делает этого. В финале он говорит о философе, советующем прыгать с крыш. Уж не мысли ли это о самоубийстве? Пусть его судьба останется вопросом для зрителя. Сейчас таких Пищиков каждый третий, если не второй. Человек приспосабливается к тем или иным обстоятельствам.
Владимир Серебровский, театральный художник.
Владимир Серебровский (1937-2016) – живописец и сценограф, поэт и музыкант, один из основателей знаменитой московской лаборатории экспериментальной музыки, путешественник и востоковед, переводчик и иллюстратор восточной поэзии.
Во МХАТ Серебровский пришел уже зрелым художником и проработал здесь 28 лет, поставив более 30 спектаклей. Его декорации в орнаментальных «окладах» создавали впечатление «театра в театре» и отсылали к картинам мирискусников. Жизнерадостная палитра, тонкие оттенки, меняющиеся задники за статичными павильонами - все это создавало впечатление разрешающего аккорда, и зритель, еще не видя спектакля, начинал аплодировать. Серебровский-сценограф предпочитал макету эскиз, будто вписывая драму в красоту вселенной. Как отмечал Юрий Григорьян, интересы Серебровского «выходили далеко за пределы чистой сценографии и располагались где-то на пересечении искусства, этики и духовного учительства».
Владимир Серебровский - один из самых необычных художников современности. С раннего детства он одинаково любил музыку и живопись. Мхатовцы вспоминают ежедневный ритуал художника: утром – пленэр в Нескучном саду, днем – работа в театре, вечером – синтезатор, индийский ситар, компьютерный саунд-дизайн.
Ему повезло с Учителем: восьмилетним мальчишкой он уже сидел в одной лодке с выдающимся художником-символистом Николаем Гущиным, поклонником Северянина и Гумилева, учеником Малютина и Коровина, и, созерцая волжские пейзажи, пробовал передавать неведомую красоту. Уроки Гущина Серебровский ценил столь же высоко, сколь и общество однокашников по ГИТИСу – будущих звезд сценографии: В. Левенталя, Двигубского, Ромадина, Алимова, Кузнецова.
В 60-х годах Серебровский выделялся из потока современных художников: в его спектаклях присутствовали не вещи, а иллюзии вещей: одна из его первых самодельных конструкций – диковинная абстрактная бабочка из оперы «Искатели жемчуга» вызвала бурные овации.
В конце 60-х успешная карьера «левого» авангардиста споткнулась о драгоценный камень: Серебровского пригласили поработать в Душанбе. Горный Таджикистан настолько поразил его, что для точной фиксации этой фантастики пришлось заново сделаться реалистом. Путешествия в Индию, Непал, Японию раздвинули горизонт, а упражнения в буддийской иконографии, иллюстрации к «Рамаяне» и поэзии Рабирдраната Тагора и переводы Омара Хайяма привели к открытию: миссия художника – гармонизировать мир.
Вернувшись в Россию, Серебровский был удручен ее унылыми пейзажами, но сообразив, что он смотрит на них глазами «передвижников», обратился к традиции Васнецова и Кустодиева, и из его картин и декораций полился мягкий, золотистый свет. Прорыв произошел в 1976 году в Магдебурге, на постановке горьковского «Якова Богомолова». На сцене возникла усадьба с рассыпанными по полу яблоками. «Веранда и сад, который просматривался за ней, создавали ощущение озаренного, пронизанного светом пространства необычайной глубины», - вспоминает художник. Серебровский показал то, чего не ведал урбанистический Запад: русскую природу как полноценного участника действа - райский сад. Задолго до появления гиперреализма Питера Штайна, немцы были сражены. А Серебровский будто выразил мысль Станиславского: «Рождение ребенка, рост дерева, рождение образа - явления одного порядка».
Новый реализм Москва приняла не сразу: тут все еще царил таировский и мейерхольдовский конструктивизм. Но Серебровский понимал: если актерам будет негде лазать вверх-вниз, им придется просто хорошо играть, как играли когда-то артисты МХАТ. И вот, в 1988 году, после успешной премьеры «Вишневого сада», Серебровский становится главным художником МХАТ – третьим после Виктора Симова и Владимира Дмитриева.
Фото: Наталия Губернаторова
